Неточные совпадения
Потом он шагал
в комнату, и за его широкой, сутулой спиной всегда оказывалась докторша, худенькая, желтолицая, с огромными глазами. Молча поцеловав Веру Петровну, она кланялась всем людям
в комнате, точно иконам
в церкви,
садилась подальше от них и сидела, как на приеме у дантиста, прикрывая рот платком. Смотрела она
в тот угол, где потемнее, и как будто ждала, что вот сейчас из
темноты кто-то позовет ее...
Позорное для женщины слово он проглотил и,
в темноте,
сел на теплый диван, закурил, прислушался к тишине. Снова и уже с болезненной остротою он чувствовал себя обманутым, одиноким и осужденным думать обо всем.
Вдруг
в одном месте я поскользнулся и упал, больно ушибив колено о камень. Я со стоном опустился на землю и стал потирать больную ногу. Через минуту прибежал Леший и
сел рядом со мной.
В темноте я его не видел — только ощущал его теплое дыхание. Когда боль
в ноге утихла, я поднялся и пошел
в ту сторону, где было не так темно. Не успел я сделать и 10 шагов, как опять поскользнулся, потом еще раз и еще.
День клонится к вечеру. Уже солнце
село. Уже и нет его. Уже и вечер: свежо; где-то мычит вол; откуда-то навеваются звуки, — верно, где-нибудь народ идет с работы и веселится; по Днепру мелькает лодка… кому нужда до колодника! Блеснул на небе серебряный серп. Вот кто-то идет с противной стороны по дороге. Трудно разглядеть
в темноте. Это возвращается Катерина.
Скрип тихих шагов на песке аллеи заставил его поднять голову. Человек, лицо которого трудно было различить
в темноте, подошел к скамейке и
сел подле него. Князь быстро придвинулся к нему, почти вплоть, и различил бледное лицо Рогожина.
Перегоренский (не слушая его). Коварный Живоглот, воспользовавшись
темнотою ночи, с толпою гнусных наемников окружил дом торгующего
в селе Чернораменье, по свидетельству третьего рода, мещанина Скурихина, и алчным голосом требовал допустить его к обыску, под предлогом, якобы Скурихин производит торговлю мышьяком. Причем обозвал Скурихина непотребными словами; за оставление же сего дела втайне, взял с него пятьдесят рублей и удалился с наемниками вспять. Это первый пункт.
Штабс-капитан, однако, сгибаясь, по траншеям благополучно дошел до ложементов, расставил с саперным офицером, уже
в совершенной
темноте, людей на работы и
сел в ямочку под бруствером.
Но зачем так ярки сны? Видит Елена Петровна, будто ночью забеспокоилась она о Саше и
в темноте, босая, пошла к нему
в комнату и увидела, что смятая постель пуста и уже охолодала. Подогнулись ноги,
села на постель и тихо позвала...
Положив на скамью мёртвые ноги бывшего хозяина, Тихон сплюнул, снова
сел, тыкая рукою
в шапку,
в руке его что-то блестело. Артамонов присмотрелся: это игла, Тихон
в темноте ушивал шапку, утверждая этим своё безумие. Над ним мелькала серая, ночная бабочка.
В саду,
в воздухе вытянулись три полосы жёлтого света, и чей-то голос далеко, но внятно сказал...
Однако не позже чем через полчаса я вдруг проснулся, словно кто-то дернул меня,
сел и, испуганно всматриваясь
в темноту, стал прислушиваться.
Иногда гнездарь, смирный и привычный к человеку, наскучивший принужденным положением
в пеленке и боящийся
в темноте летать (к чему он и не привык
в клетке), сразу
садится на руку; разумеется, не то бывает с слётком, как сказано будет ниже.
Буланин приподнялся и
сел на кровати, со страхом вглядываясь
в темноту. Нижняя челюсть его, против воли, часто и сильно стучала о верхнюю.
В темноте мне не видно было выражения его круглого, как блин, лица, но голос хозяина звучал незнакомо. Я
сел рядом с ним, очень заинтересованный; опустив голову, он дробно барабанил пальцами по стакану, стекло тихонько звенело.
Сидя на краю обрыва, Николай и Ольга видели, как заходило солнце, как небо, золотое и багровое, отражалось
в реке,
в окнах храма и во всем воздухе, нежном, покойном, невыразимо чистом, какого никогда не бывает
в Москве. А когда солнце
село, с блеяньем и ревом прошло стадо, прилетели с той стороны гуси, — и все смолкло, тихий свет погас
в воздухе, и стала быстро надвигаться вечерняя
темнота.
Они опять
сели в лодку. Прямо от моста река расширялась воронкой перед запрудой. Левый берег круто загибал влево, а правый уходил прямо вперед, теряясь
в темноте.
Он высоко поднял ногу, как разбитая лошадь, ступил во двор и, добравшись
в темноте до крыльца,
сел на мокрую лестницу и задумался.
И они
сели вдвоем на маленькие санки и понеслись с приятной быстротой
в темноте, по узкой, белой, беззвучной дорожке, между высокими соснами.
Из рядов выходит черномазый, лохматый, сумрачный фотограф. Вместе с ним Пикколо быстро укрепляет и натягивает
в выходных дверях большую белую влажную простыню. Фотограф
садится с фонарем посредине манежа и, накрывшись черным покрывалом, зажигает ацетиленовую горелку. Газ притушивается почти до отказа. Экран ярко освещен, а по нему бродят какие-то нелепые, смутные очертания. Наконец раздается голос Пикколо, невидимого
в темноте...
Я прошел мимо террасы,
сел на скамье около площадки для lown-tennis,
в темноте под старым вязом, и отсюда смотрел на дом.
Следователь плюнул и вышел из бани. За ним, повесив голову, вышел Дюковский. Оба молча
сели в шарабан и поехали. Никогда
в другое время дорога не казалась им такою скучной и длинной, как
в этот раз. Оба молчали. Чубиков всю дорогу дрожал от злости, Дюковский прятал свое лицо
в воротник, точно боялся, чтобы
темнота и моросивший дождь не прочли стыда на его лице.
Цирельман
сел на кровати и тут только заметил, что его жена тоже сидит и смотрит
в окно. Она была без парика, который носят все правоверные замужние еврейки, — коротковолосая и растрепанная, с голыми руками и шеей, и лицо ее
в темноте показалось Гершу чужим, незнакомым и поразительно белым. И он слышал, как рядом с ним зубы у его жены колотились друг о друга мелкой и частой дробью.
На другую ночь, когда Аксенов лег на свою нару и чуть задремал, он услыхал, что кто-то подошел и
сел у него
в ногах. Он посмотрел
в темноте и узнал Макара.
В темноте, вслед за тускло-мигавшими огоньками фонарей, длинным рядом двигались человеческие фигуры. На рогожках да на носилках солдаты выносили покойников из
села на отдаленный пустырь, где только что рыть кончили глубокую общую могилу.
Скоро была съедена солдатская крупа, и костры стали гаснуть, оставляя после себя широкие пепелища с красными тлеющими угольями. Батальон гомонился и засыпал на своем холодном бивуаке. Все
село казалось
в темноте каким-то мертвым: нигде ни голоса людского, ни огонька
в оконце. Вдалеке только слышался топот казачьих патрулей, да собаки заливались порою.
Я
села на постели и, широко раскрыв глаза, всматривалась
в темноту, будто от нее ждала ответа.
Будиновские
сели, и коляска, звеня бубенчиками, мягко покатилась
в темноту.
— Весна, весна скоро!.. Константин Сергеевич, видите небо? Завтра солнце будет… Солнце! Господи, какая мутная была
темнота! Как люди могут жить
в ней и не сойти с ума от тоски и злости! Я совсем окоченела душой… Все время мне одного хотелось: чтоб пришел ко мне кто-нибудь тихий,
сел, положил мне руки на глаза и все бы говорил одно слово: Солнце! Солнце! Солнце!.. И никого не было! Хотела сегодня закрутиться, закутить вовсю, чтобы забыть о нем, а вот оно идет. Будет завтра. Любите вы солнце?
Вышедши из опочивальни княжны, она вошла к себе
в горенку, находившуюся рядом, и, не вздувая огня, скорее упала, чем
села, на лавку у окна, вперив взгляд своих светящихся
в темноте глаз
в непроглядную темень январской ночи, глядевшуюся
в это окно.
— Я подумала: насколько легче и задушевнее будет нам говорить
в темноте. А ты… — Нинка
села в глубину дивана, опустила голову, брови мрачно набежали на глаза. — Больше не буду к тебе приходить.
Еще раз стук
в дверь, смех, ругательство, щелканье шпор, и все отодвинулось от двери и погасло где-то
в конце коридора.
В темноте, нащупав рукою его колено, Люба
села возле, но головы на плечо класть не стала. И коротко пояснила...
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его,
сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил
в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади
в темноте гусар, подъехал к Денисову.
— Нам — до ребят ли! О себе говори. Тебе не до того? Подумаешь, — самое тут важное, до того ли тебе это, или не до того… Темка! Пойми! — Она
села на постели, с тоскою простерла голые руки
в темноту. — Хочу белобрысого пискуна, чтоб протягивал ручонки, чтоб кричал: «Мама!» Прямо, как болезнь какая-то, ни о чем другом не хочу думать. И ты мне противен, гадок, и все это мне противно, если не для того, чтоб был ребенок!